Обхватив ладошками крепкие веревки, Анюта привычно дернула, прислушиваясь к полившемуся перезвону. Тонкие голоса, смешиваясь с глубокими и тяжелыми, хором запели свой церковный менуэт. Звон слышен далеко вокруг. Звонница на вершине новой церкви-игрушки, настежь окна-витражи.
Сегодня Анюта последний раз служит-звонит. Подруга Галька уже освоилась наверху, получила благословенье батюшки. Звонить умеет, справится. А ей пора домой. Условно-досрочно. Домой, где и не была еще никогда. В городок в Тверской области, где, наверное, хорошо, покойно и тихо. Сменила мамка жилье. Непросто оказалось жить в ближнем Подмосковье с людьми, с соседями, когда жизнь разделила их, разрезала, оставив незаживающие раны.
Росла Анюта вполне нормальным ребенком, правда, в неполной семье, коих, впрочем, много. Детсад, школа, где поначалу тоже все было хорошо. Перелом пришелся на времена Ельцина, когда ломалась страна, вставали заводы, обесценивались деньги, гулял бандитский беспредел. А может, просто подросла Анютка, пришел ее юный, бесшабашный возраст, когда все хочется попробовать, испытать, пережить. Захромала учеба, зато пошли веселые вечера и дискотеки, друзья и новые подружки.
Общительная и веселая Анюта всегда была своей в любой компании. Соседка Танька частенько увязывалась за Анютой. Хоть помладше та всего на годок-полтора, в Анюте видела старшую подругу, с которой интереснее и веселей чем с ровесницами. Как-то вечером Танька пожаловалась Анюте на одну из девчонок: не поделила с той мальчишку — блондинчика из соседнего двора.
Сколько их будет впереди по жизни никто и не думал. Беда была сегодня. Или так, «бедишка». Но повелась Анюта, пообещала помочь подруге. Поговорить вместе и отправились.
Разлучница Ленка, в общем-то, тоже была не из чужих! Светло-русая, чуть курносая девчонка уже примелькалась на общих тусовках. Нашли быстро и увели на разговор в сторонку. В опустившейся темноте зимнего вечера в две глотки, приправленные вином и матюгами, раздавили морально малолетку и, подгоняя тычками, погнали ее дальше, в лес. Здесь, разогревая друг дружку, подруги взялись за Ленку всерьез. Били жестоко: руками, ногами, каким-то суком, под руку попавшимся.
Плакала Ленка, пищала и выла, как ребенок, закрывала, сколь могла, тонкими ручонками лицо, размазывая слезы и кровь. Остановились подруги, когда Ленка уже затихла. Тяжело дыша, с горящими возбужденными глазами молча с минуту смотрели на свою жертву. Разбитое лицо Ленки молчало. Светлые волосы, приправленные ярко-красным, растрепались рядом, прикрыла челка один заплывший глаз.
— Пошли, — почему-то шепотом сказала Анюта и пошла не оглядываясь.
Сзади засеменила Танька, теперь тоже притихшая и испуганная. Молчали до городка, толком не зная, что же теперь делать и как поступить. С час кружили возле клуба, сторонясь, однако, компаний молодежи, посматривая на пустырь, что от лесочка недалек, надеясь втайне, что появится Ленка, поковыляет домой. Коли жива.
— Надо заявить, — как-то безнадежно роняет Анюта, — а то замерзнет там Ленка. Скажем, случайно наткнулись.
— Да, случайно, случайно, — тут же подхватывает Татьяна, часто тряся помпонами вязанной шапочки.
Анюте и самой хочется верить, что там в лесу, у утоптанной елки, лежит кем-то избитая и, возможно, изнасилованная Ленка. А они лишь крики слышали, потому и прибежали. А потом сразу заявили. Дело сделано, нашла милиция замерзшую Ленку в лесу. Мертвую. Да только следочков-то, кроме девчачьих, не нашлось. Да и подруги не долго отпирались, сняли камень с души.
Закрыли Анюту сразу. Танька же, как не достигшая подсудного возраста, так и осталась в свидетелях. Следствие, изолятор, суд. 8 лет для малолетки срок серьезный. На этап Анюта поехала опустошенная, замкнувшаяся в себе. Да и на суде лишний раз глаз не поднимала. Там ведь родня погибшей Ленки. Опухшие от слез, истеричные, убитые горем. Глупое беспричинное убийство и самой Анюте переворачивало душу. Все она понимала, чувствовала задним умом. Да и саму себя понять не могла. Тогда в лесу. Почему и зачем слетели тормоза? Откуда зверь тот выполз-появился? А Таньку не винила. Сама, сама виновата, дура полоумная!
На женской малолетней колонии режим расписал жизнь Анюты сам. Работа, учеба с перерывами на обед, ужин. Немного свободного времени, отбой.
Подруга по отряду как-то предложила в церковь сходить. В колонии новый храм как раз при Анюте только и начал службу. Втянулась, стала помогать там, прибираться. Доверили Анюте здесь библиотеку. А пришло время — благословил батюшка в колокола бить. Стала Анюта ответственной за весь храм, за порядок, за все службы. Пошла успешно учеба в школе, и к ее окончанию — все отличные оценки, плюс специальность швеи освоила. Пошла, видно, на пользу вера Христова, запало в душу девчонки слово Божье. Легче стало с ношей той, грехом неискупимым. Не остались в стороне воспитатели и педагоги колонии, вдохнули в Анюту новую жизнь и освобождают досрочно с легким сердцем. Будет жить человек.
Выходила Анюта в теплый солнечный день. Знакомый перелив колоколов полетел через забор вослед. Дождалась-таки сменщица выхода Анюты, дернула за веревки. Помахала рукой на храм. Его из-за забора видать. Прощай подруга, жди письма. На зоне письма дороги.
В. Емельянов
Фото автора
